— У мэтра клюв размером с табакерку, — опасливо посмотрел я на черный шнобель мегапопугая, — Я поберегу пальцы.

Курв, с любопытством рассматривающий птицу, хрюкнул нечто сообразное.

— Так, а теперь… — наконец, прорывает барона за обедом, который нам быстренько собрали, — … давай всерьез обсудим ситуацию, Дайхард. Ты собрал у себя, в очень защищенном особняке под живой охраной меня и фон Аркендорф, из чего я делаю выводы, что и тебе принц Николай другом не является.

— Как и его родительница, — киваю я, вынуждая Арию подавиться и закашляться, — Более того, вполне возможно, что часть императорской семьи прибыла в город именно по мою душу и сейчас, пока наш юный «почетный студент» мается дурью в академии, его мать, принимая у себя, местную знать, строит против меня козни.

— То есть, ты нас подставил, — резюмирует беззлобно итальянец, не обращая внимания ни на баронессу, ни на сидящую за столом даймона.

— Наоборот, — ухмыляюсь я, наблюдая, как мэтр Вергилий невозмутимо скидывает со стола крендель терпеливо ожидающему Курву, — У Арии особая ситуация, да и выбора невелик, после того как она спалила волосы всем трем любовницам принца. А вот вы, Фурио, в несколько иной ситуации, так как являетесь великолепно обученным убийцей, которого легко и непринужденно можно убрать… после того, как он сделает своё дело. Например, подчиняясь внешнему давлению, убьет какого-нибудь Истинного князя.

— Cazzata! — выдохнул преподаватель, сжимая кулаки, — Так вот почему… Ceffo! Chiavare culo!!! (непереводимые итальянские матюги)

С шумом взлетевший с места попугай обрушился на голову барона, а затем принялся бить Медичи крыльями, хрипло вопя:

— Аttento al linguaggio, barone! Сi sono ragazze adorabili qui! (Следите за языком, барон! Тут милые девушки!)

Пришлось по очереди успокаивать птицу, Курва и самого барона, к которому, как оказалось, уже приходил неприметный человек, выдавший несколько мутных намеков, но так, как Медичи был навеселе, то просто спустил его с лестницы. Теперь в трезвеющем мозгу итальянца картинка сложилась до такой степени, что он даже вспомнил, что принц решил прилюдно жмыхнуть по кому-то магией, имея крайне сомнительный для этого повод.

— Дайхард, — цедит итальянец, — Если ты думаешь, что я примкну к тебе против…

— Нет, — резко отвечаю я, — Вы оба приглашены лишь по тем поводам, которые я озвучил ранее! Единственное, что я не сообщил вам, барон, зайдя в ваш дом — так это о желании баронессы фон Аркендорф получить с вами приватную беседу! Ни более, ни менее!

Собранные в одной корзине яйца имеют привычку биться друг о друга, что мне совсем не надо. Переведя стрелки на красноголовую, молча сидящую с чашкой чая, я заинтриговал своего бывшего преподавателя.

— Хм, — успокоившийся, но взъерошенный итальянец выдал печенье успокоившемуся, но взъерошенному попугаю, — Я же уже дал согласие на обучение вас в приватной обстановке? Или же, студент Аркендорф, вам не по нраву…

— Нет-нет, ваша светлость, — Ария скромно улыбнулась, подняв глаза от чашки, — У меня есть к вам разговор иного плана.

— Уж не влюбились ли вы в меня? — едко ухмыляется ревнитель-ветеран, — Я довольно стар для вас. Но выслушаю, конечно. В последнее время у меня чересчур много свободного времени.

— Видите ли, в этом разговоре я буду представлять интересы одного объединения, которое вы знаете как Синдикат…

Улыбаясь в кулак, я готовлюсь вновь успокаивать попугая.

Или барона.

Возможно, обоих.

///

Фелиция тихонько сидела за столом, рассматривая не сколько ругающегося лохматого человека, которого клевал огромная разноцветная птица, сколько своего посмеивающегося хозяина. В очередной раз, не сотый, а, наверное, уже трехтысячный, мысли даймона крутились вокруг Дайхарда Кейна, бесплодно пытаясь ухватить друг друга за хвост. Выбраться из ловушки. Найти решение простому обыденному вопросу.

Она его любит… или ненавидит?

Безмерно уважает или желает мучительной смерти?

Хочет убить собственными руками или же стать полноправным членом его семьи?

Ответа не находилось.

Тогда, когда чудовищная книга завершила свою игру, отняв у Фелиции Краммер дель Фиорра Вертадантос её живое тело, миниатюрная брюнетка испытала ужасный шок и разочарование, вновь став духом спокойно заснувшего чудовища. Однако, это было лишь начало. Крошечный временной отрезок горя, слез и депрессии, слегка сдабриваемый едкими комментариями лорда Алистера Эмберхарта. А затем… затем Кейн, хозяин Гримуара Горизонта Тысячи Бед, спустился к ним.

Он устроил ей ад.

Он наказывал её. За всё. За непослушание, за утаивание информации, за ложь и за лень. Он превратил её излюбленное место жительства в комнату пыток и ограничивающих приспособлений, он подвергал её таким испытаниям, о каких она, древний дух книги, никогда не слышала. Далеко не всё из того, что с ней сделал Кейн, отвечало хоть каким-то человеческим приличиям. Точнее — ничего подобного он в голове даже не держал, продолжая её наказывать, наказывать и наказывать. За молчание, за попытки манипуляции, за капризы, за лень и апатию, за всё.

Такое невозможно забыть, нельзя простить, не выйдет оставить позади.

Но…

Этими действиями он разбудил её. Извлек из скорлупы вечно-нейтрального состояния, в котором она была сотни лет. Вернул остроту переживаний, которую она чувствовала очень-очень давно, еще будучи живой и юной. Теперь же, даже находясь в проекции, она живет. Чувствует. Интересуется. Читает книги. Смотрит в окно. Ухаживает за младенцем. Учится.

Живёт более полно, чем в тот короткий срок, когда книга подарила ей тело.

Даймон давным-давно забыла, для чего нужно тело. Она просто пьянствовала и мастурбировала, постепенно возвращая себя в то же состояние, в котором она пребывала и в книге. Даже хуже.

Фелиция наблюдает как коротковолосая фигуристая дурочка необычайно серьезно что-то объясняет последнему из гостей хозяина, но мысли её, как и всегда, никак не могут поймать друг друга. Помочь ей определиться. Понять себя.

Узнать себя.

Наверное, это подождёт.

Столько, сколько нужно.

Всё-таки, от неё теперь ничего не зависит. Дайхард Кейн знает всё. Она полностью зависит от его решений, и поэтому будет примерной слугой. Послушной, исполнительной и… очень-очень тихой. Потому что одно Фелиция знает точно — она совершенно не желает, чтобы её «воспитание» повторилось.

Глава 11

Грузовики в этом стране делятся всего на два вида. Первый и наиболее распространенный представляет из себя машинку, очень похожую на советский ЗИЛ — небольшой неприхотливый трудяга, на которого хоть что вешай, от бочки с говном до небольшого крана. Штука, правда, достаточно редкая и дорогая, но в больших городах такого трудягу встретить легко. Крупные компании и муниципалитет просто не могут обойтись без подобного мобиля.

А вот второй вид грузовых мана-мобилей куда более редок. Я его встречал и не один раз просто потому, что имею бизнес, пересекающийся как с государственными интересами, так и с перевозкой тяжестей. «Бер-12», мрачное, угловатое и многотонное порождение сумрачного русско-франкского гения, машиной было куда более редкой, использующей своей объёмистый крытый грузовой отсек для транспортировки егерей и гвардейцев. Эдакий ЗИЛ с плохим детством, выросший в дурной компании, и кушавший стероиды вместо хлеба. Его мрачное тяжелое гудение, вызванное превращением больших объёмов магии в лошадиные силы, было мне прекрасно знакомо.

Проснуться от этого звука — невеликое удовольствие, а уж увидеть десяток «беров», останавливающихся перед моим домом — тем более. Как-то сразу подумалось, что я сам себя обхитрил, надумывая о предстоящем противостоянии со своими обидчиками куда больше о себе, чем должен был, а они просто взяли и прислали армию. Потому что могут.

Я уже был одет и спускался по лестнице вниз, одновременно заряжая гримуар на последний и решительный, как входная дверь злобно клацнула, открываясь. Что, конечно, вызвало оторопь как у меня, так и собравшихся внизу слуг.