Спасибо за предупреждение, Локвидский Мясник, но мне что-то не захотелось проверять, что там может твоя Метода. Это у тебя, неоперабельного, больше никаких дел в этом мире не осталось, а вот у меня совсем наоборот.

— Я жду извинений, — стою я перед своим врагом, миролюбиво удерживая меч пальцами за лезвие, — Прошу вас, князь, не стесняйтесь.

— Извинения? — почти хрипит еле держащий себя в руках Крутов, — Изволь… извольте! Я извинюсь! Так полагается же, правильно? Итак… ваше… сиятельство! За что мне следует извиниться?!!

— За хамство, разумеется, — пожимаю я плечами, оглядываясь на жадно пожирающее нас взглядами общество, — Вы же первым ко мне сегодня обратились! И сделали это максимально грубо!

Под звуки тотального охренения (большинство же среди собравшихся не знали, с чего разразилось такое!) униженный, опозоренный и проигравший князь, притащивший знаменитого бретёра из другого уголка мира, был вынужден еще и извиняться. За грубость. Когда мы, согласно традиции, пожимали руки в знак примирения, мне показалось, что его сейчас разобьет сердечный приступ, но нет, Андрей Михаилович нашёл в себе силы сесть в мобиль и уехать. Мы сразу же последовали его примеру.

— Расскажи! — потребовала жена, закончив заниматься дыркой на боку и царапинами на лице, — Зачем?!!

— Всё просто. Никто ничего не знает о императрице. Она где-то здесь, но даже сын не знает, где, — начал объяснять я, — Крутов находится в отчаянном положении, с причем давно, года уже, эдак, три. Выживает исключительно на подачки самой императрицы, являясь её преданным слугой, та специально держала его на крючке. Натравила на нас. Наверное, в надежде, что я прикончу его, а император, вынужденный следовать своему слову, казнит меня. В общем, он подготовил яды, подговорил слуг, выписал этого сэра Генри на большой заем, вложенный в авансовый платёж. Ждал, где я появлюсь. Только вот он не знал, что Клаудхейм угасает. Парень пропустил полгода назад очень мерзкий тычок в печень, там пошли осложнения. Он находился в двух шагах от больничной койки, говорил, что загаром замаскировал желтизну кожи.

— И что? О чем вы с ним договорились?

— О оружии, естественно, — пожал я плечами, — Схватка должна была происходить на револьверах и гримуарах, а у него книга, в отличие от моей, насквозь боевая. Клаудхейм предупредил меня о планах князя, позволил выбрать форму схватки, составить план…

— А взамен?

— Первая половина цены за все это была в том, что я заставлю Крутова именно выпустить бретёра, выполнить заключенный между ними контракт. Деньги, полученные за этот бой, дадут сестре сэра Генри возможность прожить безбедно до смерти. Вторая — в публичном унижении князя. У бретёра не было времени мне рассказывать всю историю, но его на это дело рекрутировали отнюдь не добровольно, чем-то вынудили. Чем-то очень грязным. Мясник понимал, что не успеет, да и не сможет добраться до своего обидчика, а также подозревал, что Крутов вполне может его самого заказать после того, как тот убьет меня.

— … или пытать, чтобы отнять деньги назад, — лицо моей жены, узнавшей подробности, начало разглаживаться, — Но всё равно, то, что ты устроил…

— Ну, это…

У меня зазвонил разговорник. Достав его, я увидел номер вызывающего абонента, вздохнул, а затем, приложив магический аппарат к уху, бодро и верноподданически заявил:

— Зато я теперь совершенно точно не могу участвовать в заговорах против вас, Ваше Императорское Величество! Мне не с кем!

В динамике послышались звуки подавившегося криком человека.

Глава 22

Пиата сидела на высокой груде чемоданов и легкомысленно болтала ногами, напевая что-то довольно противное себе под нос. Кажется, какую-то портовую песню. Девушка была определенно довольна жизнью, чем крайне разительно отличалась от всех остальных жительниц пансионата, пребывающих в состоянии крайней суеты. Почти от всех. Сидящая рядом с высокой красавицей Зеленка с удовольствием грызла свежий бублик и тоже совершенно не парилась о происходящем.

— Не жалеешь, что хозяин от тебя так просто отказывается в который раз? — поинтересовался я, рассматривая эту экспозицию.

— Он все равно не знает, что со мной делать… — легкомысленно махнула рукой высшая эйна, — Да и я не знаю. А еще эта девочка его маленькая меня недолюбливает за что-то.

Действительно, и за что это другой женщине любить ослепительную высокую красавицу с потрясающими формами, готовую ради своего хозяина… на что? Ну вот кому хочется выяснить? Для того чтобы любить такую двухметровую шкоду, нужно иметь разум, интуицию и понимание как у Кристины Дайхард. Поэтому Пиата и едет с нами. Зеленка тоже.

Куда?

Ну, тут такое дело… что нас выгнали из страны за плохое поведение.

Так и сказал Петр Третий — «уходите, ваше сиятельство, сильно вы мне тут не любы, общество от вас лихорадит, а из-за того, что вы, скотина такая, доспехами занимаетесь и кавар даёте — казнить я вас не могу. Поэтому добром прошу — валите лесом! И вот чтобы два года минимум на Руси о тебе не слышали!». Ну это, конечно, если убрать весь мат.

И то радость, особенно потому, что чересчур близко Его Императорское Величество ко всему устроенному мной беспределу. Ведь ходят шепотки, что Княжеубийца такое устроил не по своей воле, а потому, что ему князей убивать запрещено было императором. Вот и пришлось молодому человеку, невинному и безгрешному, идти на такой отчаянный шаг. А вот такие разговоры Петру Третьему категорически не нравились.

— Боюсь, мэтр Вергилий, вам придётся отправиться с нами, — проинформировал я гигантского попугая, восседающего на спине подошедшего к нам Курва, — Иного выхода, увы, нет. Я не доверю вас никому.

— Che sciocchezza, signore. Sarò felice di tenerti compagnia! (Какие пустяки, синьор. Я с радостью составлю вам компанию!) — выдал хрипло попугай, а затем, взмахнув крыльями, перелетел на макушку ойкнувшей от неожиданности Пиаты, — Ci stiamo dirigendo verso nuovi lidi per uccidere! (Мы отправляемся к новым берегам за поживой!)

— Это очень странный и очень умный попугай… — задумчиво пробормотал я Курву, вставшему на задние лапы и опершемуся передними на чемоданы в поисках сбежавшего пассажира, — Смотри, чтобы он тебя плохому не научил…

— Чему? — удивилась Зеленка, опасливо поглядывая на птицу угрожающих для неё размеров.

— Ну, например, разговаривать…

— Моя мать была бы рада такому зрелищу, — слегка запыхавшаяся Кристина Игоревна, проходившая мимо нас, решила прокомментировать, — Она-то боялась, что дурная слава Терновых, грубиянов и кошатников, испортит лицо прекрасному молодому князю. Теперь посмотрите, как он портит лицо Терновым!

— Мы тебя тоже очень любим… — рассеянно покивал я, почему-то вынуждая супругу покраснеть.

Тонкую и душещипательную сцену прервал настойчивый и громкий стук во входную дверь. Там я обнаружил аж десяток суровых мужиков в военной форме, возглавляемых целым капитаном. Тот, щелкнув каблуками и представившись, доложил, что прибыл явиться для взятия под охрану оставляемого мной имущества, в первую очередь — силовых доспехов. Их надлежит реквизировать в близлежащие арсеналы вместе со стойками, установить, законсервировать, а что касается людей…

— Капитан, — я покачал головой, — Здесь ничего не остается. Только голые стены. Я всё забираю с собой.

— Как… всё⁈ — обомлел служака. Люди за его спинами пооткрывали рты.

— Может, вы не знаете, но я являюсь Истинным аристократом, — любезно пояснил я ему, взмахом руки открывая посреди прихожей портал, — Но не простым. В моем мире пребывает приблизительно одна шестая часть человеческого населения, ранее проживавшая в Польше. В бывшей Польше. То есть, грубо говоря, у меня настолько крепкая связь с миром, что я могу не то, что сотню человек и шестьдесят доспехов, я могу половину Санкт-Петербурга вместе с домами утащить!

Это явно было не по плану пославших этого самого капитана, но тот так и не нашёлся, что мне сказать, разве что, вернувшись через десять минут, почтительно предупредил, что его Высокопревосходительство, принц Андрей Аршавин, совершенно точно уверен, что его дорогой друг, князь Дайхард, не продаст, не обменяет и не подарит ни единой модели доспеха класса «бегемот», ибо они представляют стратегическую ценность для страны.