— Истинные князь и княгиня Дайхард!!

О, сколько копий уже было преломлено за последние два столетия в социальных битвах, когда аристократия обычная изо всех сил старалась нивелировать выделение аристократов, имеющих во владении другие миры! Приставка «Истинный» ножом по сердцу резала родовитых, они скрипели зубами и потрясали кулаками, но так ничего сделать и не вышло. Носители приставки по-прежнему считались чуть выше, чуть красивее и чуть умнее.

Насчет «чуть» тоже было множество боев…

Определенное оживление мы своим появлением вызвали, но далеко не такую охоту на головы, от которой я бегал в Москве. Всё-таки, большинство светских львов и шакалов прекрасно уже осведомлены о том, что некий князь неоднократно вызывал большое неудовольствие у императорской семьи, так что водиться с ним банально опасно. Куда лучше потом узнать, чего он, собственно, приходил. С какой мол радости жрет шампанское, скотина такая, да дефилирует по залу? Авось получится подзаработать, сообщив нужное… попозже?

Увы, таковы правила этого мира. Под маской величавого светского льва, грациозно ведущего утонченную даму лет сорока на паркет для танца, чаще всего скрывается мелкий алчный шакал, ищущий, кому продаться за деньги, влияние и связи. Азовы очень хорошо меня научили тому, как вычислять самых продажных и хитрых типов на этих приемах.

Впрочем, до этого еще далеко. Регламент поведения новоприбывших на приемах всегда один и тот же. Войти, начать дефиле, держась под ручку. Поздороваться тут, поздороваться там. Благосклонно кивнуть на приличный комплимент супруге. Улыбнуться взгляду, полному негодующей зависти, упавшему на талию этой самой супруги. Очень тонкую талию. Прямо-таки неприлично тонкую, что легко читается во глазах полненькой женщины, со вкусом обряженной в кружева.

Мелочи.

Мы неторопливо двигаемся, регулярно останавливаясь у групп аристократов. Приветствия, улыбки, движение дальше. Точно также поступают и те, кто вошёл после нас. Или до, без разницы. Каждому нужно знать свой порядок поступления. Нарушить регламент первого прохода — это все равно что залезть на рояль и накласть там кучу. Более вопиющего невежества нет, и быть не может. Все должны двигаться. Лишь после встречи с хозяином или хозяйкой приема можно будет получить определенную свободу.

Так и вышло. Раскланявшись с немолодым усатым хозяином-графом и обменявшись дежурными комплиментами, я узнал, что мы являемся для него «приятным сюрпризом», однако, и должны таковым остаться, даже если внезапно встретим кого-нибудь, не очень приятного для себя. Тоже самое предупреждение-просьбу получит и возможный неприятный субъект, если приедет, уверил нас Угрюмов, заметно держащий дистанцию.

Я пропустил эту слегка наставительную просьбу мимо ушей, с легким сердцем пообещав человеку, что никого первым не убью. Кажется, ему это не особо понравилось.

— Кейн, ты… — жена явно хотела меня одёрнуть.

— Милая, прости, но давай смотреть правде в лицо. В нашей колоде лишь два козыря — доспехи и мои… гм, таланты. Учитывая, что мы так ловко обустроились с Азовыми, увы, но придумать что-то для шакалов я не в состоянии. Поэтому придётся размахивать единственной оставшейся картой.

— … делай это, хотя бы, поаккуратнее.

— Знаешь, в чем беда богатых, молодых, влиятельных, образованных и родовитых? — взяв супругу под руку, я повёл её к фонтану посреди зала, эдакому условному месту, где можно было «перевести дух», — Мы не вписываемся в систему. Вы, Терновы, вполне…

— Мы⁈

— Вы-вы. Вас держали на расстоянии, но при этом не игнорировали. Наоборот, твои родители, а также их дедушки с бабушками экзальтировали публику своими выходками. И это, заметь, было возможно потому, что публика изначально давала себя экзальтировать, то есть, пусть и со смешками, но принимала Терновых. С нами вопрос совершенно иного порядка.

Если выражаться по стандартам того прошлого мира, что я помню, то получается, что являюсь «читером». Человеком, обманувшим систему. За смешные несколько лет я из нищего дворянина, решившего обречь себя на долю ревнителя, того, которого бы не допустили на этот прием в принципе, стал Истинным князем, владыкой иного мира, человеком, периодически грызущимся с императором земли русской. И, в чем самое страшное мое преступление — весь процесс возвышения прошёл мимо присутствующей здесь публики. Вне процессов, вне интриг, вне их сферы внимания.

За такое — не прощают… пока не увидят, что поиметь за прощение.

Кристина, по старой терновской традиции сверлящая окружающих своим непроницаемым взглядом, легко убеждается в моей правоте. Люди отворачиваются, показательно встают спиной, женщины постарше, наоборот, с вызовом смотрят на княгиню в ответ.

— И как мы будем тогда опрашивать это змеиное кубло? — хмурый вопрос от её сиятельства вызывает у меня улыбку.

— Ты? Никак. Просто найди себе компанию, остальное сделаю я.

— Ты ставишь невозможную задачу, муж мой.

— Это потому, что ты пытаешься истребить взглядом бедную виконтессу Павловскую, которая просто перепугана, а не антагонизирует тебе. Если же обратишь внимание часов на девять, то увидишь…

— Адестана ле Кьюра.

— Именно.

Худой и сутулый волшебник нам почти обрадовался, от чего сразу стало понятно, что мы с ним товарищи по несчастью. Через минуту уже мы узнали, что ле Кьюра на прием привела ровно та же нужда, что и нас — поиски императрицы. Он вообще ради встречи и разговора с ней и приехал в Санкт-Петербург.

— Я изучаю феномен гримуаров, — оживившись, начал рассказывать он нам, — То, как они появились, сама технология, она совершенно не соответствовала ни текущему, ни древнему уровню магических искусств. Представьте себе, древние шумерские маги ходят с глиняными и каменными табличками, содержащими максимум два примитивных заклинания, и тут, внезапно, строят огромные залы, с тысячами вырезанных на стенах и полу символов, объединенных в одну сеть! В одну магию! Это невозможно даже сейчас, в нашу эру.

— Невозможно создать простейший гримуар? — уточнил я, медленно оглядывая зал.

— Невозможно создать магическую технологию, равноценную по сложности и универсальности, ваше сиятельство. Уверяю вас, ничего подобного не создавалось, даже не предпринималось никаких шагов.

— А как же ваши посохи? — вспомнила Кристина.

— Пустое… — ле Кьюр поморщился как от зубной боли, — Посох, имеющий на себе передвижные кольца с символами… он ничем, совершенно ничем не отличается от глиняной таблички! Просто больше символов, иная форма, простейший механизм переключения колец… нет, по сравнению с гримуаром любой из механизмов, созданных людьми, является шуткой. А даймоны? Как мы вообще могли догадаться, что в гримуаре можно поселить даймона⁈ Это тысячи лет исследований, проб, экспериментов, чудовищные ресурсы… и ничего подобного в записанной истории человечества — нет!

В словах раздухарившегося мага была куча резона, он болел темой, болел давно и сильно, настолько, что даже эмоциональные блоки давали слабину. Из-за этого он и желал встречи с императрицей, узнав, что та является тайным коллекционером разумных гримуаров. Он хотел опросить эту коллекцию, узнать от даймонов о былых временах. Ведь среди них могли быть и воистину древние.

Для меня Адестан ле Кьюр тут же стал ключиком к жертве.

— Давайте объединим усилия, — предложил я ему, — Мы бы тоже хотели увидеться с её величеством, чтобы решить некоторое недопонимание.

— Насколько мне известно, — неожиданно сказал маг, — Ваше сиятельство имеет возможность связаться с наследником престола и даже с самим императором. Зачем же вам моя помощь?

— Это было бы неудобно, — пришла мне на помощь жена, — у нас частное недопонимание. Привлекать к нему внимание…

— Если гримуар изобретен людьми, то может считаться лучшим изобретением человечества, — вздохнул сутулый маг, — а вот громоздкие социальные конструкты — наоборот. Поверьте мне, если каждому человеку предоставить возможность бесконтрольно самовыражаться, то это приведет к быстрой деградации всей расы!